Неточные совпадения
Была в этой фразе какая-то внешняя правда,
одна из тех правд, которые он легко принимал, если находил их приятными или полезными. Но здесь, среди болот, лесов и гранита, он видел чистенькие города и хорошие дороги,
каких не было в России, видел прекрасные здания школ,
сытый скот на опушках лесов; видел, что каждый кусок земли заботливо обработан, огорожен и всюду упрямо трудятся, побеждая камень и болото, медлительные финны.
Речь Жадаева попала в газеты, насмешила Москву, и тут принялись за очистку Охотного ряда. Первым делом было приказано иметь во всех лавках кошек. Но кошки и так были в большинстве лавок. Это был род спорта — у кого кот толще.
Сытые, огромные коты сидели на прилавках, но крысы обращали на них мало внимания. В надворные сараи котов на ночь не пускали после того,
как одного из них в сарае ночью крысы сожрали.
От постоянной проголоди, от взаимных попреков куском хлеба и от уверенности, что лучше не будет, с течением времени душа черствеет, женщина решает, что на Сахалине деликатными чувствами
сыт не будешь, и идет добывать пятаки и гривенники,
как выразилась
одна, «своим телом».
— Хорошее дело, кабы двадцать лет назад оно вышло… — ядовито заметил великий делец, прищуривая
один глаз. — Досталась кость собаке, когда собака съела все зубы. Да вот еще посмотрим, кто будет расхлебывать твою кашу, Андрон Евстратыч: обнес всех натощак, а
как теперь сытый-то будешь повыше усов есть.
Одним словом, в самый раз.
— Да вы спросите, кто медали-то ему выхлопотал! — ведь я же! — Вы меня спросите, что эти медали-то стоят! Может, за каждою не
один месяц, высуня язык, бегал… а он с грибками да с маслицем! Конечно, я за большим не гонюсь… Слава богу! сам от царя жалованье получаю… ну, частная работишка тоже есть…
Сыт, одет… А все-таки,
как подумаешь: этакой аспид, а на даровщину все норовит! Да еще и притесняет! Чуть позамешкаешься — уж он и тово… голос подает: распорядись… Разве я слуга… помилуйте!
— Благодарю покорно, я сыт-с. У меня до господина Горехвастова есть дельце… Вчерашний день обнаружилась в
одном месте пропажа значительной суммы денег, и так
как господин Горехвастов находился в непозволительной связи с женщиною, которая навлекает на себя подозрение в краже, то… Извините меня, Николай Иваныч, но я должен вам сказать, что вы очень неразборчивы в ваших знакомствах!
Чересчур
сытый человек требует от жизни только
одного: чтоб она
как можно меньше затрудняла его,
как можно меньше ставила на его пути преград и поводов для пытливости и борьбы.
— Вестимо что:
одни сидят в Кремле да выглядывают из-за стен
как сычи; а другие с гетманом Хоткевичем,
как говорят, близехонько от Москвы.
Все давно позаснули, уж совсем ночь, скоро вставать надо, а я
один только лежу у себя в кибитке и глаз не смыкаю, словно
сыч какой.
Он ясно видел, что все люди идут к
одной с ним цели, — ищут той же спокойной,
сытой и чистой жизни,
какой хочется и ему.
Казалось, его задумчивость
как облако тяготела над веселыми казаками: они также молчали; иногда вырывалось шутливое замечание, за ним появлялись три-четыре улыбки — и только! вдруг
один из казаков закричал: «стой, братцы! — кто это нам едет навстречу? слышите топот… видите пыль, там за изволоком!.. уж не наши ли это из села Красного?.. то-то, я думаю, была пожива, — не то, что мы, — чай, пальчики у них облизать, так
сыт будешь…
Желудок его оказался туго набит свежим свиным мясом вместе со щетиной. По справке открылось, что в это самое утро эти самые волки зарезали молодую свинью, отбившуюся от стада. И теперь не могу я понять,
как сытые волки в такое раннее время осени, середи дня, у самой деревни могли с такою наглостью броситься за собаками и набежать так близко на людей. Все охотники утверждали, что это были озорники, которые озоруют с жиру. В летописях охоты, конечно, назвать этот случай
одним из самых счастливейших.
Чтоб выносить скоро, надобно усмирить ястреба бессонницей и голодом, выморить его, а это иногда так ослабляет силы всего организма, что после ничем нельзя восстановить его, тогда
как продолжительная носка дает возможность выучить ястреба
сытого, полного сил, вкоренить в него ученье
одной привычкой, которая гораздо вернее насильственной покорности от голода и бессонницы; даже в продолжение травли все свободное от охоты время, кроме пятичасового сна, надобно носить ястреба на руке постоянно, особенно слетка.
Когда лисята
сыты, они играют между собой, точно
как щенята: прыгают, гоняются друг за другом, прячутся по углам и под лавками, притворяются спящими и вдруг бросаются на того, который нечаянно подойдет к ним; подкрадываются
один к другому ползком и соединяют в своих приемах и ухватках вместе с собачьим что-то кошечье.
Едет человек, с бородой, в синем ли, черном ли кафтане, на
сытой лошади,
один сидит в ящике: только взглянешь,
сыта ли лошадь, сам
сыт ли,
как сидит,
как запряжена лошадь,
как ошинена тележка,
как сам подпоясан, сейчас видно, на тысячи ли, на сотни ли мужик торгует.
— Ежели бы женщина понимала, до чего без нее нельзя жить, —
как она в деле велика… ну, этого они не понимают! Получается —
один человек… Волчья жизнь! Зима и темная ночь. Лес да снег. Овцу задрал —
сыт, а — скушно! Сидит и воет…
Всевозможные тифы, горячки,
Воспаленья — идут чередом,
Мрут,
как мухи, извозчики, прачки,
Мерзнут дети на ложе своем.
Ни в
одной петербургской больнице
Нет кровати за сотню рублей.
Появился убийца в столице,
Бич довольных и
сытых людей.
С бедняками, с сословием грубым,
Не имеет он дела! тайком
Ходит он по гостиным, по клубам
С смертоносным своим кистенем.
— Не знаю,
как другие, а я плохо верю в дружбу
сытого с голодным, и ты лучше не обещай дружбы, эта ноша не по силам, пожалуй, будет тебе. Не обещай! А обещай
одно: держать язык за зубами всегда, и ныне, и во веки веков. Вот это…
— Я не могу здесь оставаться! — сказала она, ломая руки. — Мне опостылели и дом, и этот лес, и воздух. Я не выношу постоянного покоя и бесцельной жизни, не выношу наших бесцветных и бледных людей, которые все похожи
один на другого,
как капли воды! Все они сердечны и добродушны, потому что
сыты, не страдают, не борются… А я хочу именно в большие, сырые дома, где страдают, ожесточены трудом и нуждой…
Чем Левка
сыт, я не понимаю, но знаю
одно, что
как он ни туп, но если наберет земляники или грибов, то его не так-то легко убедить, что он может есть
одни неспелые ягоды да сыроежки, а что вкусные ягоды и белые грибы принадлежат, ну, хоть отцу Василию.
В ясное, теплое утро, в конце мая, в Обручаново к здешнему кузнецу Родиону Петрову привели перековывать двух лошадей. Это из Новой дачи. Лошади были белые,
как снег, стройные,
сытые и поразительно похожие
одна на другую.
Кирилов остался
один. Роскошь гостиной, приятный полумрак и само его присутствие в чужом, незнакомом доме, имевшее характер приключения, по-видимому, не трогали его. Он сидел в кресле и разглядывал свои обожженные карболкой руки. Только мельком увидел он ярко-красный абажур, футляр от виолончели, да, покосившись в ту сторону, где тикали часы, он заметил чучело волка, такого же солидного и
сытого,
как сам Абогин.
Посмотрите-ка на небо! Да… Здесь хорошо, покойно, здесь
одни только деревья… Нет этих
сытых, довольных физиономий… Да… Деревья шепчут не для меня… И луна не смотрит на меня так приветливо,
как на этого Платонова… Она старается смотреть холодно… Ты, мол, не наш… Ступай отсюда, из этого рая, в свою жидовскую лавочку… Впрочем, чепуха… Я заболтался… довольно!..
Офицеры вышли в сад. После яркого света и шума в саду показалось им очень темно и тихо. До самой калитки шли они молча. Были они полупьяны, веселы, довольны, но потемки и тишина заставили их на минуту призадуматься. Каждому из них,
как Рябовичу, вероятно, пришла
одна и та же мысль: настанет ли и для них когда-нибудь время, когда они, подобно Раббеку, будут иметь большой дом, семью, сад, когда и они будут иметь также возможность, хотя бы неискренно, ласкать людей, делать их
сытыми, пьяными, довольными?
— Еще бы! День-денской по судам, а ночью,
как сыч,
один в пустой квартире.
— Черт возьми, — заговорил
один из кравшихся, фон-Доннершварц, —
как темно и жутко бродить по здешним ущельям. Ты ли это, Гримм? Ну, кривой
сыч, говори, что нового?
— Что это, Костинька, за тобой послов за послами посылать надо… Точно тебе сласть
какая сидеть
одному в комнате… Вырос, так тетю Доню и позабыл, пусть дескать
как сыч сидит
одна… Что бы прийти поразговорить, утешить…
— Черт возьми! — заговорил
один из кравшихся, фон Доннершварц, —
как темно и жутко бродить по здешним ущельям. Ты ли это, Гримм? Ну, кривой
сыч, говори скорей, что нового?
И что вследствие этого дети людей воспитываются
как дети животных, так что главная забота родителей состоит не в том, чтобы приготовить их к достойной человека деятельности, а в том (в чем поддерживаются родители ложной наукой, называемой медициной), чтобы
как можно лучше напитать их, увеличить их рост, сделать их чистыми, белыми,
сытыми, красивыми (если в низших классах этого не делают, то только по необходимости, а взгляд
один и тот же).
— L’Empereur! L’Empereur! Le maréchal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] — и только что проехали
сытые конвойные,
как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был
один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре
сытых саврасеньких, точно таких,
какие были у
одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы, и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.